Глава 10

- Император требует твоего присутствия, - произнесла Мара без всяких эмоций, ни разу не взглянув на него.

По его предположению прошло около девяти дней с тех пор, как он разрушил окно.

Больше недели наркотик держал его одурманенным - в сознании, но не способным ни стоять, ни ходить, ни собраться с мыслями, ни даже просто реагировать на что-нибудь вокруг себя.

Независимо от того, что это был за наркотик, Люк не мог нейтрализовать его Силой, что при размышлении об этом сейчас наводило на мысль о самовоспроизводимости препарата - в противном случае у него получилось бы очистить свой организм. Вещество должно было дублировать себя быстрее, чем он справлялся с его удалением, постоянно держа тем самым Люка в туманном сознании пустоты наркотического дурмана. Память об этих днях состояла из неясных обрывков никак не связанных между собой различных образов.

У него были лишь отдаленные, искаженные воспоминания о приходящих и уходящих людях, о вездесущей Маре, смотрящей на него, когда он наблюдал за ней, медленно открывая и закрывая глаза, не в силах сделать что-то большее, чем просто сидеть в кресле у окна. Книги оставались непрочитанными, карты на столе нетронутыми. Бесконечно тянущаяся болезненная неподвижность. Он помнил о повышенных голосах и резких словах, когда в зоне видимости проплывал Вейдер. Помнил о Палпатине, который, сидя в большом и тяжелом кресле напротив, всегда что-то говорил, укорял, бранил, всегда слишком быстро, чтобы успеть за смыслом его слов. Люк помнил его тонкие, бледные губы, шевелящиеся над гнилыми зубами, и не имел ни малейшего понятия о сказанном им.

Помнил только, как смотрел на него в тупой, монотонной тишине…

И когда в итоге, собрав до последней капли свою волю и концентрацию, он пробормотал: "…остановите…" – одно только слово – злобный старик прервал свою обличительную речь с холодной усмешкой в глазах.

- Остановить что, джедай?

- Это… - проговорил Скайуокер, понимая, что тратил слишком много сил на то, чтобы открыть тяжелые веки.

- Ты усвоил урок? - с ядовитым безразличием спросил ситх.

Люку потребовалось много времени для ответа. Много времени, чтобы осмыслить вопрос и еще больше, чтобы понять, что у него не было никакого выбора - либо он согласится, либо останется в том же состоянии. Он понимал, как много времени уходило на его ответ, понимал, как много требовалось, чтобы собраться и сконцентрироваться для этого, остро ощущая насмешку смотрящего на него Палпатина.

Вероятно, прошли целые минуты, прежде чем ему удалось произнести:

- Да…

В комнату тот час была вызвана Мара для введения ему противоядия, что она и сделала, ни разу на него не посмотрев - хотя он постоянно наблюдал за ней мутными от наркотика глазами.

И затем Люк уснул – надолго ли, он не имел понятия.

Но, когда он проснулся, был поздний вечер. Скайуокер лежал в широкой, высокой кровати на совершенно гладких простынях - словно он ни разу не шевельнулся за все время, что спал.

Он прекрасно понимал, что ему дали совершенно прозрачное предупреждение: имелся наркотик, с помощью которого его можно контролировать, фактически помещая в "мертвое" состояние.

Было ясно, что и Мара, и некоторые охранники носили этот наркотик с собой, чтобы в случае необходимости выстрелить им из специального стрелкового оружия – очевидно наркотик нельзя было распространить с помощью газа, иначе бы они воспользовались этим.

И было ясно, что у Мары был доступ к противоядию.

Сейчас она держалась на осторожной, сознательной дистанции, отвергая любую попытку контакта. А ее ощущение в Силе было так холодно, жестко и закрыто, как никогда раньше.

Он помнил… как она ввела ему наркотик в самом начале, когда на него наступала забавная по своей величине толпа охранников... Помнил, как она говорила с ним, как поворачивала к себе его лицо. Но ее слова потерялись в наркотическом тумане, как и понимание, смог ли он ответить ей что-нибудь.

Однако он понимал, что встревожил ее - испугал, возможно. Отдалил от себя - что никогда не было его целью.

Из всех находящихся здесь людей Мара была единственной до кого, казалось, он мог дотянуться, чтобы наладить какую-то связь. Единственным человеком, с кем он хотел попытаться сделать это. Было что-то... резонирующее в ее присутствии.

Но теперь она больше не смотрела ему в глаза. Никто здесь не делал этого. Никто, кроме Палпатина.

Он перекатился на бок и стал ждать, когда комната прекратит вращаться. Затем заставил себя подняться и сесть на краю кровати, стараясь удержаться посреди тошнотворно плывущей вокруг реальности.

- Как долго меня не было? - спросил он наконец, надеясь втянуть ее в разговор.

Из-за пересохшей гортани голос получился грубым и рваным, тело била дрожь, то ли от холода - на нем были только одни брюки для сна, то ли из-за остаточного действия наркотика.

Она не отвечала ему, не смотрела на него.

Мысль о том, чтобы встать, казалась сейчас нереальной.

- Ха, ты не разговариваешь со мной? - пробормотал Люк, протирая "набитые песком" глазаипродолжая свою попытку. - Перестань, не похоже, чтобы тебе так уж нравился тот стол.

Однако она не поворачивалась к нему. Скайуокер провел дрожащей рукой по волосам, довольно ясно осознавая, каким слабым он был.

- Тебе разрешено дать мне воды?

Никакого ответа.

- Тогда, видимо, вопрос о еде не стоит вообще? - Он наклонил голову, пытаясь поймать ее взгляд. - Да брось, Рыжая! Ты единственная, с кем здесь стоит разговаривать.

Люк ощутил какой-то глубокий дискомфорт в ней, какое-то неловкое замешательство и удивление на эти слова.

Она чуть повернула голову, взглянув на него сощуренными зелеными глазами, и он сумел усмехнуться в ответ, кривой, утомленной улыбкой – но это только заставило ее нахмуриться еще больше.

- Ну давай, одно слово? Тебе будет легче, если я скажу, что чувствую себя не лучше того стола?

- Нет, - сверкнула глазами Джейд; голос прозвучал резко и обвинительно, но без обычной язвительности.

И тем не менее она заговорила.

- Видишь, как легко ты поддаешься, ты совсем не можешь сопротивляться мне, - улыбнулся он, поддразнивая ее, наполовину закрыв глаза от усталости.

Ее нефритовые глаза чуть-чуть смягчились, встречаясь с его, она качнула головой, и самая маленькая из возможных улыбок коснулась уголков ее губ.

- Мара!

Ломая мгновение, в комнату хлынула волна Темной энергии, охватывая их обоих, словно меняющееся давление в воздухе. Голос Палпатина был жестким и резким, наполненным до краев раздражением, глаза уставились на Люка, черные вороньи одежды колыхались на фоне сумрачного красного неба в окнах.

Джейд низко поклонилась, ощущая всплеск раскаяния.

Люк остался сидеть на месте, все еще слишком слабый, чтобы встать. Однако глаза его вспыхнули, и все ментальные щиты, на которые он только был способен сейчас, тут же поднялись.

Палпатин пристально и долго смотрел на него, и Люк ощутил то же самое пылающее чувство нарушенной собственности, что он чувствовал от Императора раньше – хотя, обстоятельства того события ускользали от его пока медлительного ума.

Иди за мной, - коротко приказал Палпатин, поворачиваясь и выходя из комнаты.

Люк продолжал сидеть на кровати еще в течение долгих секунд, по-прежнему дрожа и задаваясь вопросом, что предпримет ситх, если он останется здесь. Но тот уже был в дурном настроении, а Люк был слишком уставшим и слишком опустошенным, чтобы усугублять ситуацию дальше.

Единственным его желанием было продержаться этот вечер.

Он подтянул к себе халат из темного виссона, не завязывая, накинул его на плечи, медленно встал и направился к гостиной, держась рукою за стены. В дверях он остановился, чтобы собрать силы для оставшегося пути по прямой, решительно не желая показывать свою слабость перед ситхом, хотя тот в любом случае наверняка знал о ней.

Палпатин молча сидел в кресле рядом с высокими окнами гостиной, второе кресло стояло напротив. Джейд прошла вперед, заняв неподвижную позицию у закрытых дверей в столовую.

-Ты свободна, Мара, - властно бросил Император, не оглядываясь на нее.

Кипя от гнева, он не спускал злобных глаз со стоящего в дверях спальни джедая, понимая, как сильно тот будет гневаться на дурное с ним обращение и как максимально долго попытается протянуть, прежде чем начать разговаривать.

- Сядь, - кратко указал он, кивая головой на свободное кресло.

Ощущая сильную слабость, мальчишка даже и не думал отказываться. Тяжело дыша и спотыкаясь, он прошел вперед и протянул к креслу руку, чтобы удержать равновесие. Затем сел, плотно сжал губы и уставился в пустоту негодующими глазами.

Но он сел.

Палпатин наблюдал за ним, испытывая злость и раздражение, но совсем по другой причине.

- Ты пытался вести беседу, джедай? Надеялся найти родственную душу? Может, даже союзника?

Мальчик не отвечал, даже не смотрел на него.

- Я бы искал его в другом месте, джедай. У нее нет никакого сострадания - никакой слабости.

Это был выпад в сторону Люка. Но тот продолжал молчать, как и женщина, что покорно вышла, закрыв за собой тяжелую дверь.

В огромном сумеречном зале повисла тревожная тишина. Палпатин сузил глаза.

- Какой ты тихий сегодня. Одно единственное слово от другого существа дает тебе такую решимость? Может мне нужно вернуть ее и разорвать на части? И тогда ты поймешь, что если я хочу, чтобы ты был здесь один, то так и должно быть. Мне сделать это, джедай?

Палпатин ждал, по-прежнему кипя от злости.

Потребовалось несколько секунд для слабого, еще не пришедшего в себя человека перед ним, чтобы осознать серьезность данной угрозы. И еще чуть больше времени для понимания, что он должен что-то сказать, чтобы спасти свою тюремщицу – человека, так усердно несущего ответственность за его сохранность в пределах досягаемости Императора.

Люк ничего не ответил.

Возможно, он усвоил урок, что сострадание всегда будет его слабостью, которую Палпатин будет использовать против него.

Пока он сам не отринет это чувство, пока сам не решит избавиться от него.

Он уже продвинулся настолько, чтобы уничтожить этот дефект?

Но молчание Люка объяснялось другой причиной. Его притупленное восприятие внезапно поразило ясное понимание, что это не Мара была нарушенной собственностью Императора и ее отчитывали не за то, что она с кем-то разговаривала. Ее упрекали за то, что она разговаривала с Люком.

И именно Люк был собственностью ситха, на которую покушались.

Это противное осознание совершенно парализовало его, пока он не почувствовал, как усик Темной энергии прорезается через сковавшие его мысли.

Люк почувствовал, как Палпатин зовет через Силу Мару. И хоть он и знал, что она была немного чувствительна к Силе, он все же вяло этому удивился.

Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза в течение долгого времени.

Пристальный, без эмоций взгляд Люка и выжидающе возбужденный остротой момента взгляд Палпатина.

Оба не произнесли ни слова, и только звук открывающихся дверных запоров нарушил безмолвную тишину.

Когда двери с лязгом открылись, Мара уверенно вошла внутрь и склонилась в ожидании.

Палпатин не смотрел на нее, его глаза оставались на Скайуокере.

С ничего не выражающим лицом Люк отвел взгляд, переводя его на кроваво-красный закат.

Он смутно начал ощущать характерное формирование Темной мощи вокруг, тянущееся сопротивление энергии, похожее на прохождение стали сквозь сталь, и затем необыкновенный приток Силы, когда Палпатин призвал ее к себе, заставив нервы Люка натянуться до предела.

Он видел, как руки Палпатина начали подниматься…

- Нет, - он сказал это тихим, низким голосом, но знал, что Император услышал его.

Мгновение он думал, что Палпатин все равно сделает то, что задумал - не захочет отказаться от того, чему так отдался.

Но в следующий момент ситх расслабился – мало-помалу рассеивая энергию в тумане сознательной ментальной неразберихи. Он легко улыбнулся женщине, показывая разрушенные зубы.

- Спасибо, Мара. Ты можешь идти.

Та нахмурилась, явно понимая, что только что произошло нечто важное, во что она не была посвящена. Но она была хорошо обучена и, не сказав ни слова, лишь низко опять поклонилась, попятилась назад и вышла. Двери сомкнулись за ней.

- Было бы жалко потерять ее, она отменный ассасин. Я обучал ее с детства.

Люк медленно моргал, абсолютно точно зная, что тот убил бы ее; хладнокровно убил бы женщину, которую воспитывал с детства.

Как он мог сражаться с ним, с тем, кто так легко и небрежно обращался с жизнями?

Что могло устоять против подобного? Ситх точно знал, как манипулировать им.

Неужели тот был прав? И сострадание является слабостью?

Палпатин вновь поудобнее устроился в кресле; алый закат за окнами омывал его бледную кожу кроваво-красным заревом.

- О чем ты думаешь, джедай?

- Разве вы не знаете? - Люк слышал горечь в собственном голосе.

Палпатин спокойно встретил его прямой взгляд:

- Сострадание - твоя самая большая слабость, как я только что продемонстрировал тебе. В твоем положении я охотнее позволил бы ей умереть, чем просил бы за нее, за моего врага.

Разве мальчишка не понимал, насколько он уязвим? Понимал - и всё же продолжал удерживать эту слабость, зная, что Палпатин будет использовать ее против него.

Это было сильной стороной Палпатина - видеть слабость в каждой душе - и он восхищался ею. Даже малейшая трещина могла быть взломана и использована. Сострадание могло быть так легко превращено в парализующее бессилие.

И он вылечит своего джедая от этого самого большого человеческого недостатка, несоответствующего их природе.

Люк ощетинился на небрежное вторжение Императора в его мысли, но не так сильно, как раньше. Оно больше не оскорбляло его, он предполагал и ожидал, что ситх сделает это. Его мысли больше не были его собственностью, усилие по их ограждению сейчас было слишком тяжело для него. Ему удавалось благополучно удерживать лишь самую сокровенную и малую их часть.

- Мне это ничего не стоило, - ответил он наконец.

- И все же.

Люк пожал плечами в согласии:

- Если, по-вашему, я настолько слаб, тогда почему я здесь?

- Это развлекает меня. И я вижу необработанный потенциал.

- Я не перейду, - тон был абсолютен, хоть и без своей обычной резкости. Сказывались усталость и болезненность от последствий наркотиков.

- Я не прошу тебя об этом.

- Лжец.

Палпатин молчал, и на мгновение Люк напрягся, ожидая интенсивной ответной реакции. По его мнению - это было худшее оскорбление, которое он мог бросить Императору, однако Палпатин казался нисколько не оскорбленным.

- Нет. Мне не нужно этого - мне достаточно, что ты здесь. Со мной.

Лицо Люка пересекло хмурое выражение, и он едва не задал вопрос, но Палпатин видел, как он все же сдержал себя, отведя взгляд. Тем не менее ситх ответил - было важно, чтобы мальчик знал это.

- Потому что ты - мой. Ты всегда был моим, вне зависимости от того, где тебя скрывали и какой изменой и ложью пичкали голову. Я исправляю то, что принадлежит мне по праву.

Снова пристальный взгляд мальчика встретился с его, но Люк снова ничего не спросил.

- Я не перейду.

Палпатин отметил эту упрямую, противоборствующую позицию, в которой его джедай так непреклонно стоял с тех самых пор, как попал сюда, несмотря на все изысканные рассуждения и уговоры Палпатина, несмотря на все его острое, жесткое высмеивание.

Все их встречи были похожи, и Палпатин смаковал каждую из них, наслаждаясь возможностью постепенно проводить в жизнь свои доктрины, сосредотачивая свои намерения в борьбе против этих несгибаемых принципов, вскрывая и поднимая каждую слабость и, зная, что он медленно и безвозвратно разрушал основания. Отравлял надежду и иссушал убеждения мальчика до тех пор, пока у того не осталось ничего кроме упрямой, ничем неподкрепленной воли, ищущей цель - готовой быть направленной туда, куда считал нужным Палпатин.

Ситх дико улыбнулся:

-Тогда это твоя жизнь теперь. Эти комнаты, наши разговоры.

Он наблюдал за реакцией мальчика, побледневшего и отчаявшегося, но…

- Я не перейду.

- Ты находишься в тюрьме внутри тюрьмы внутри ещё тюрьмы. Эти комнаты предназначены для удержания джедая. Штат Башни состоит только из моих самых преданных охранников и верного персонала. Дворец - крепость, ее границы никогда не нарушали. Никто на этой планете не поможет тебе, всё здесь происходит по моей воле. Всё здесь - всё - находится под моим прямым контролем. Ты никогда не увидишь больше ни одного другого существа. Только ты и я, только эти комнаты.

- Зачем? Почему вы просто не убьете меня? - это была почти просьба.

- У меня нет никакой необходимости в твоей смерти, это будет лишь ненужной тратой.

- Я убью вас, как только получу шанс.

Факт, что он был изнурён настолько, что с трудом сидел, нисколько не уменьшил враждебной решимости слов.

Да, было нечто от отца в мальчике... немного больше с каждым днем. Изменение было чудесным, почти незаметным, но непреклонным, день за днем, неделя за неделей. Палпатин улыбнулся про себя, понимая, каким истощенным был сейчас его джедай и понимая, что тот тоже осознавал это, несмотря на показываемую решимость. И его готовность пожертвовать собой или вынудить Палпатина сделать это только подчеркивала его отчаяние.

- Со временем твои чувства изменятся, - уверенно гарантировал ситх.

- Нет.

- Ты настолько упрям, друг мой. Настолько целеустремлен. Это очень полезные качества для служения мне.

- Вы сказали, что не нуждаетесь во мне, - Люк не взглянул на него, однако в голосе ясно слышался вызов.

- Я не нуждаюсь в тебе, я хочу, чтобы ты служил мне. Есть различие. Я нуждаюсь в Вейдере, чтобы держать мою Империю в подчинении, но ему недостает проницательности и тонкости, чтобы быть полезным мне дальше. Он… - Палпатин сделал паузу, закатывая бледно-желтые глаза в надуманном размышлении, - …как я уже говорил тебе, схож с грубым инструментом.

- Я думал, вы одобряете такой подход. «Звезда Смерти» едва ли была утонченной. - Люк получил удовлетворение, увидев краткую тень, пробежавшую по лицу Императора при упоминании его дорогостоящей неудачи, однако длилось это лишь мгновение.

- Как и лорд Вейдер, она была оружием своего времени, - он улыбнулся. - И она принесла гораздо больше пользы, когда была уничтожена. Гораздо больше той, что могла принести, если бы использовалась дальше.

Люк недоумевающе смотрел на него.

- Её уничтожение вывело тебя из укрытия, - Император наклонился вперед, будто бы делясь тайной. - Я обменял бы половину своего флота на это.

- Вам нужно было сказать мне об этом, - тон Люка был полон сарказма.

- Ты должен был сообразить, - возразил Палпатин.

Люк только снова отвернулся.

- Но сейчас время для таких обширных зачисток закончено. У меня есть моя Империя...

- Не совсем такая, какой вы ее представляете.

- Напротив, - уверенно заявил ситх, - очаги сопротивления становятся все меньше и меньше. Характер моей Империи изменяется. Я больше не нуждаюсь в грубом инструменте, я хочу что-то с более высокой точностью. Что-то, способное двигать мою Империю вперед - мое творение… мой замысел. Ты - уникальный джедай от беспрецедентной линии, завершающее поколение подобного рода. Огромная мощь в балансе с великолепной проницательностью - более тонкое оружие. Я нахожу эту комбинацию… интригующей.

Именно это дискомфортное сочетание похвалы и обесчеловечивания теперь часто применял Палпатин, зная, сколько неловкости и беспокойства оно приносило джедаю. Зная, что у того не было никакого ответа, никакого представления, как реагировать на это.

- Я не перейду, - Люк понимал, что он стал часто повторять эти слова - когда поддерживать диалог становилось слишком утомительно или когда он попросту хотел бросить вызов.

- А я думаю, ты сделаешь это. Я уже долго наблюдаю за тобой, друг мой, и хорошо знаю тебя. Знаю, как работает твой ум. Знаю, что побуждает тебя и что сдерживает, что беспокоит и что волнует. Я знаю твои границы и пределы, к которым ты еще должен подойти. И я вижу, как рушится твоя защита… Ты станешь большим приобретением, когда начнешь повиноваться мне.

- Я не…

- Ты уже говорил, - Палпатин чувствовал, как внутри начинает расти раздражение; он понимал, что делает мальчик и не желал так легко давать ему контроль над разговором. - Я хочу твою силу и твое повиновение. Но я не нуждаюсь в них. И я могу ждать столько, сколько потребуется. Мне приносят удовольствие наши маленькие дискуссии.

Выражение лица его джедая оставалось спокойным, глаза смотрели в сторону, не поддаваясь на провокацию:

-Я не перейду.

Император уже ощущал, как разгорается гнев на упрямство мальчика.

- Конечно же, ты перейдешь, - буквально выплюнул он. - Ты сам знаешь, что твои слова – обман. Повторение не сделает их верными и не поможет защититься против меня.

Заявление Палпатина пробило брешь в решимости утомленного противостоянием Люка.

Неужели это было правдой?

Люк знал, что его резервы, используемые им, начиная с Беспина, как физические, так и душевные, истощаются.

Он ощущал убежденность Палпатина, его уверенность… неужели это было правдой?

Он больше не был ни в чём уверен. Он устал, и запутался, и был разочарован, и изо всех сил пытался просто бодрствовать. Он устал от борьбы, когда всем было плевать на нее. Никого это больше не беспокоило.

Неужели это было правдой?

Он дал Палпатину контроль над собой, придерживаясь бесполезной этики? Должен ли он бороться с огнем только огнем?

Неужели это было правдой?

Он ожидал быстрого конца - сказать "нет" и быть убитым. Не этого, не изоляцию и не безоружность, к которым привело его собственное решение – принятое им обязательство, связавшее руки и держащее здесь более крепко, чем все стены.

И постоянно назидающий, постоянно провоцирующий Палпатин. Постоянно сеющий крохотные семена сомнений, наблюдая потом, как они прорастают вопреки всем усилиям Люка игнорировать и опровергать их. Всегда такой рациональный, такой логичный. Такой безжалостный. Смерть от тысячи порезов.

Люк мог развязать свои руки и остановить это в любое время, он знал… но ценою будет жизнь Хана.

.

Палпатин улыбнулся, внимательно наблюдая и наслаждаясь, как все больше и больше уменьшается решимость его джедая, понимая, что и его джедай также осознает это.

Это была долгая и трудная задача – выкорчевать и отделить его от среды союзников, которые сами же и поспешили покинуть его, после того, как их маленькая драгоценная принцесса прошептала им о его происхождении.

Трудная задача - разрушить слепую веру в собственных учителей, которые показывали ему лишь один путь, боясь того, что большее соблазнит и испортит его. И тем самым создали преграды для единственного, кто, вероятно, мог спасти их - полностью ограничив столь мощный потенциал из-за своих собственных фанатичных и параноидальных опасений.

Он покажет им всю невероятную мощь, которую они бессознательно удерживали. Мощь, которая могла бы свергнуть его Империю, если бы у них хватило духа для ее использования.

И его джедай - каким глупцом он должен чувствовать себя, что доверял им, насколько сильно должно быть чувство, что его предали.

Все, что у него осталось – это он сам - его вера в собственную способность отличать правду от несправедливости, вера в собственный самоконтроль. И даже она рушилась здесь, в этой тщательно управляемой обстановке.

Настало время начать испытывать эту последнюю опору. Увидеть, что может спровоцировать его джедая. Это было финальной задачей Палпатина.

Он уже видел, на что мальчик способен, теперь осталось выяснить, как вызвать необходимую реакцию.

- Почему ты разрушил окно? - спросил он с нескрываемым любопытством.

Люк устало и тяжело откинулся назад, поддерживая голову рукой.

- Это причинило вам беспокойство? - произнес он язвительно.

- Никакого беспокойства, джедай, - ответил Палпатин, забавляясь. - Но это прояснило степень твоих способностей - я был не уверен в них. Теперь я знаю, что ты можешь, а что нет.

Люк долго молчал, не позволяя себе отключиться, направляя все свое сознание на защиту и укрытие собственных мыслей. Ему было необходимо уйти от этого обсуждения - в таком состоянии он боялся невольно выдать что-либо.

- Я сказал бы то же самое насчет вас - ваши врачи весьма интенсивно поработали. Откуда они получили мой образец крови? У них должно было быть время, чтобы синтезировать такой наркотик - я предполагаю его разрабатывали специально?

- Да. Отрадно было видеть, как хорошо он сработал... Вероятно, ты ощущал нечто прямо противоположное.

Палпатин знал, что наркотик стал неожиданностью для мальчишки. Он получил удар по своей уверенности, поняв, как легко Палпатин мог при желании им управлять и боялся, что это средство будет вновь использовано против него. Такое чудесное негодование от осознания факта, что его можно так сильно контролировать.

- Образец? - напомнил Люк, не позволяя втягивать себя в иное обсуждение.

Палпатин отметил это, мальчишка вдруг начал активно участвовать в разговоре - не уклоняясь от него, но сознательно пытаясь направить беседу. Почему?

- Ты бы удивился, узнав, где у меня размещены агенты и шпионы, - ситх презрительно пожал плечами. - Алчность всегда была частью естественной природы, именно она - ключ ко множеству замко́в.

- Не в Альянсе, - с полной уверенностью заявил Люк, постукивая пальцем по ручке кресла в раздумье. Другая рука по-прежнему подпирала обессиленную голову.

- Неужели? К этому времени у меня бы должен быть агент там.

Поймет ли он масштаб игры? …не в этом состоянии. Однако Палпатину было любопытно, что тот сможет распутать.

Люк раздумывал довольно долго.

- Не среди тех, кого я знаю.

- Конечно, нет.

- Не врач. Альянс использует дроидов, а вы не доверяете искусственным машинам, плюс в них слишком легко обнаружить любые изменения в программе.

Он обдумывал, искал… Несмотря на огромную усталость, ум его мчался, как и всегда, соединяя части друг с другом, помня о нераскрытом агенте в высокопоставленных рядах Альянса.

- Весь командующий состав имеет доступ, но… - он отклонил версию, как неправдоподобную, раньше, чем договорил, выискивая другие вероятности.

- Может, кто-то из технических специалистов, кто-то, у кого есть доступ к полному хранилищу данных. У него должна быть возможность вытащить медицинские файлы и получить расшифровку кодов. Отдел информационной поддержки, может быть… кто-то, размещенный в комотделе... слайсер мог бы довольно успешно вытащить данные из проходящих передач.

- Отличная работа, джедай, - поздравил Палпатин с примесью оценивающей окончательности в голосе.

Долгие секунды Люк наблюдал за стариком… тот знал его теперь - но и Люк знал его тоже. И ощущал его внезапное желание завершить эту игру, усиленно пытаясь это скрыть.

Было что-то большее… что-то, чем тот не желал делиться…

- Если это был кто-то из информационной поддержки, то у него был полный доступ к существующим материалам, - глаза Люка сузились в понимании. - Это означает, что он без проблем мог изменить прошлые записи.

Глаза Палпатина сощурились в ответ, мальчишка додумался до слишком многого, сложив больше частей, чем ожидалось.

- Твоя принцесса все еще предала тебя.

И наконец всё сошлось: необъяснимые кусочки головоломки встали на свои места, составив для Люка безупречную картину. Он знал основные факты – те, что ему давал Палпатин – но их было недостаточно, чтобы связать всё воедино. Должно было быть что-то еще. Ситх хотел не только достигнуть своей главной цели, но и развлечься. И сделал так, что Люк заключил сделку на освобождение Леи, отдав собственную свободу в обмен на свободу женщины, которая доставила Альянсу осуждающую его информацию. Всё встало на место.

- Именно поэтому вы хотели освободить ее, - это был не вопрос, не обвинение, только констатация факта. - Вы связали меня со шпионом, не так ли? Поместили что-то в существующие материалы данных, но знали, что этого недостаточно. Вам был нужен кто-то пользующийся безупречным, безоговорочным доверием. Тот, кто принесет информацию, достаточную для того, чтобы смешать вашу ложь с настоящей правдой, и заставить всё казаться истиной. И именно поэтому вы освободили остальных - освободить только ее было бы слишком подозрительно. Но вы вынудили меня бороться за это, не так ли? Все это было частью вашей маленькой схемы.

Теперь он пришел в себя, чувствуя бодрость и слыша обвинение и горечь в своем голосе - глухом и странно пустом при этом. Как будто он говорил все это автоматически, испытывая на самом деле немного истинных чувств.

- Ничто из этого не меняет того факта, что она предала тебя. Я дал ей информацию, но у нее был выбор, джедай. И она могла выбрать молчание.

Люк протер рукой сухие, словно набитые песком глаза, удивляясь, как мало гнева он ощущал - гораздо больше было разочарования и покорности.

- Вы сделали это, чтобы держать меня здесь - оторвать как можно дальше от Альянса.

- Чтобы разъяснить тебе истинную степень их лояльности.

- И где находится ваша лояльность? - обвинил Люк.

- Я не даю лояльность, джедай. Я требую ее.

Люк помотал головой.

- Я - не мой отец.

Это был первый раз, когда он назвал так Вейдера, первый раз, когда он признал какую-то связь со своим отцом - понял ли он это сам в такой напряженный момент? И не давая Люку времени для раздумий, Палпатин поспешил извлечь больше пользы из ситуации:

- Разумеется, ты похож на него. Намного больше, чем ты думаешь. У тебя его своенравие и его упорство, его решимость, его прямота... Ты даже внешне похож на него. И ты идешь путем, который он выбрал…

- Я не ситх! - закричал Люк, приподнимаясь в свирепом опровержении.

Искренне очарованный, Палпатин пристально и долго вглядывался в штормовое выражение его лица… и когда ситх продолжил говорить, его голос был спокоен, как будто Люк вообще никак не отреагировал.

- У тебя его глаза… такие же гневные и такие же жесткие, такие же холодные. Изумительной пронзительной синевы, похожей на лед в темноте.

Люк заморгал в замешательстве, полностью растерявшись от столь неожиданного наблюдения.

- Разве Кеноби не говорил тебе этого? – спросил Палпатин, скорее обвораживающим, чем осуждающим голосом. - Я удивлен. Оби-Ван и твой отец… они были похожи на братьев, фактически они ими и были... Однако когда твой отец бросил вызов Кеноби, тот выследил его без…

- Я не хочу слушать вашу ложь, - зло вмешался Люк.

- Правда - трудная вещь для...

- Ваша версия правды.

- Правды.

Люк только покачал головой.

- Я не верю ни одному слову, которое вы говорите.

- Я когда-нибудь лгал тебе, джедай?

- Вы лгали о Лее, - обвинил Люк.

- Я сказал правду.

- Я понял правду. Вы сказали мне только то, что было нужно для манипулирования мной.

-Я прояснил правду для тебя - настоящую правду, - Палпатин сделала паузу, понимая, что мальчик вновь уводил его от темы. Он становился все лучше в подобных отвлечениях, уклоняясь более тонко и вынуждая Палпатина либо отвечать ему, либо уступать в споре. Он замолчал, ища путь, как вытащить мальчишку в нужное ситху направление.

- Как правда может быть манипуляцией? Ты свободен делать собственные выводы.

- Я никогда не буду свободен здесь, - отклонил Люк, вызывая улыбку Палпатина признанием этого факта.

- Ты никогда не был бы свободен и с Кеноби, - легко и уверенно произнес он. – Твой старый учитель просто по-другому скрывал свои манипуляции. Это удел всех из твоей линии крови. Сила требует цену - так же, как она потребовала ее от твоего отца. - Палпатин отвел взгляд, всматриваясь вдаль, как если бы он что-то вспоминал, голос стал мягким и зачаровывающим, притягивая к себе Люка. - Оби-Ван был учителем и другом твоего отца - его наставником. Твой отец доверял ему так же всецело, как сейчас это делаешь ты. И тем не менее раны, которые у него… Оби-Ван разрезал его - весьма буквально – на части. А потом стоял в стороне и наблюдал, как твой раненый и беспомощный отец горит. Разве он не рассказывал это тебе, твой почтенный Рыцарь Джедай?

В изнеможении откинувшись назад и неохотно слушая, Люк молчал, не в состоянии отвернуться.

- Я спас твоему отцу жизнь. Оби-Ван же оставил его медленно и мучительно умирать на Мустафаре. Оставил - чтобы пойти за тобой и за твоей матерью.

Он вновь повернулся к мальчику, встретившись с ним глазами и видя, как скептицизм и подозрение в них уступили место более элементарным эмоциям - эмоциям ребенка, потерявшего мать.

Более примитивному и естественному страху.

Желтый взгляд держал в плену холодно-синий так, как никогда раньше - потому что это было глубже любой доктрины, глубже любого сознательного принятия или отрицания. Это было тем самым моментом - моментом, чтобы подтолкнуть. Сломать те хрупкие барьеры - раскромсать их, пока он колеблется, ибо все его щиты, вся его оборона были бессильны против этого самого разрушительного и опустошающего оружия - правды…

Сейчас… он будет слушать.

- Ее похоронили… всего несколько дней спустя. Ты никогда не упоминался - и ты не был причиной ее смерти.

Палпатин оставил заключение висеть в воздухе, давая мальчику возможность для собственных выводов…

Масса противоречивых эмоций в тех синих глазах вознаграждала без слов. Палпатин тщательно сохранял нейтральное выражение, не давая мальчишке ничего, чем тот мог бы воспользоваться, ничего против чего он смог бы реагировать. Это должен был стать его ответ, его чувства…

- Я не верю вам, - наконец прошептал он, потерянный и опустошенный.

- Каждое слово - правда.

Мальчик смотрел - просто уставился - на Палпатина; и позади того неподвижного взгляда боролась за освобождение неистовая буря хаотичных эмоций, тело напряглось, мускулы затвердели.

Все эти чувства, все эти дико конфликтующие эмоции удерживались так жестко под контролем того, кто был так слаб и неустойчив сейчас. Это было опьяняюще для ситха, восхитительно.

Как близко Скайуокер находился сейчас к границе потери контроля, как подчинял эти эмоции, испытывающие все его самообладание. Палпатин мог только наблюдать за этим в тихом очаровании и восторге. В уверенности, что тот даст им волю и власть в любой момент…

Мальчишка не двигался в течение долгого времени; напряженная, предвещающая неподвижность, смешанная со всей его кинетической энергией, походила на спокойствие перед штормом. В увлеченном предвкушении Палпатин наблюдал, как руки сжимаются в кулаки и как ногти оставляют тонкие углубления в полированных ручках кресла…

Очень медленно и сосредоточенно, используя каждую унцию воли и выдержки, Скайуокер встал и тихо вышел из комнаты, бесшумно закрыв тяжелые двери позади себя.

Долгие минуты Палпатин ждал в глухой тишине, рассеяно смотря на место, где сидел его джедай, слыша лишь сильное биение собственного сердца. Хрупкое спокойствие пьянящего, неистового ожидания.

Прошло много времени, прежде чем он ощутил необходимость подняться, с неохотой оставляя высокое напряжение момента, зная, что ожидаемое им еще не произошло.

Затем, не оглядываясь, он ушел.

.

Палпатин почти достиг своих апартаментов, когда ощутил нечто, похожее на безмолвный крик, на шторм, выпущенный в темноту. Распространение Силы, глубокое и необузданное, продлившееся не больше секунды, но дикое и безудержное, и отчаянно потерянное.

Выжидающая усмешка превратилась в развращенный наслаждающийся смех.

В тот же миг от неукротимой мощи произошедшего вздрогнула Мара.

.

.

.

Мара Джейд вернулась утром, испытывая определенный трепет. Выход Силы, который она почувствовала накануне, обладал исключительной мощюь – а значит сопровождающее его действие, выраженное в поступке или эмоции, должно было быть очень весомым, и она терялась в догадках, что такое мог сделать джедай и какие доказательства потери его контроля она увидит.

Мара шла через длинный, еще сумрачный холл, погруженный в беспокойную тишину - жалея, что у нее не хватило духа изменить свой обычный порядок, дабы зайти сначала в оперативку и просмотреть данные видеонаблюдения за прошлый вечер. Удивляясь, почему с первыми лучами солнца она помчалась прямо сюда.

Лязг тяжелых замков за спиной, мрачная глухая столовая, опять звук замков, гостиная и алые охранники впереди, скрежет отодвигающихся цилиндров, блокирующих вход в спальню, неповоротливые, тяжелые двери раскрылись…

…на сцену полного разрушения.

Мара нерешительно вступила в неузнаваемую, разоренную комнату.

Все - каждый предмет - было превращено в обломки. Внутренность спальни заполняла масса беспорядочных, раздробленных осколков, ни одной уцелевшей, узнаваемой детали, ничего крупнее лучины для растопки. Стулья, столы, кровать, шкафы… одеяла, шторы - все было уничтожено, штукатурка вырвана из стен, переломанные обломки вмурованы в них, от комнаты остался лишь остов с грудами развалин.

И в центре всего этого - скрестив ноги и медитируя, все в том же длинном, темном халате и брюках для сна, в которых он был вчера - тихо сидел Скайуокер.

Он повернулся, мягко и спокойно, словно ничего не изменилось.

- Привет, Рыжая.

И в нем - в нем самом - было изменение. В его отрывистом голосе, в глазах, во всем его тщательно выдержанном поведении.

Она замерла, почувствовав, как бегут мурашки по спине, когда он поднялся и с легкостью пошел к ней. Распахнутый халат волочился изодранным подолом, а груды мусора сметались с пути без жеста и взгляда с его стороны.

- Я должен увидеть Соло сегодня. Устрой это. И мне нужно подстричься.

Сдержанное хладнокровное самообладание солдата после сражения, борющегося за возврат в нормальное состояние. На лице и шее несколько мелких, с запекшейся кровью порезов.

Подойдя к ней, он остановился и наклонил голову, чтобы встретиться с ней глазами. В этот миг они были невероятно синие, отчаянные, безрассудные и сильные сразу – лишающие Мару уверенности и понимания, что он будет делать дальше.

Люк склонился к ней и его близкое властное присутствие забрало у нее каждую каплю решимости не отступить перед ним и она шагнула назад, не зная, как обращаться с ним в этом состоянии.

- Наверно, тебе нужно убрать тут, - заговорщически прошептал Скайуокер, словно разделяя с ней некую шутку, понятную только им двоим.

Затем он прошел дальше, к высоким окнам гостиной и встал к ней спиной, глядя на рассвет.

- Похоже, дождь, - небрежно заметил он, ни к кому не обращаясь.

.

.

.

Когда Хан подошел к знакомому входу роскошной тюрьмы Люка, он застал картину приводимого в порядок бедлама. Обе группы входных бронированных дверей были против обыкновения заперты и находились под более усиленной, настороженной охраной; количество охранников вообще повсюду возросло раза в три. Вдоль широкого главного холла стояли большие контейнеры, наполненные чем-то похожим на мусор, оставшийся после взрыва - мелкими нераспознаваемыми обломками. Пока с него снимали наручники и открывали тяжелые блокирующие замки столовой - первой из трех комнат Люка - Хан оглянулся по сторонам: просторная неиспользуемая комната справа была точно так же заполнена ящиками с мусором.

Ха! Малыш был занят, да? - спросил он охранников, смотрящих перед собой в гробовом молчании.

Последние две недели Хан провел то сходя с ума от тревоги за малыша, представляя, что с тем малышом случилось нечто непоправимое, то заверяя и воодушевляя себя мыслями о том, что все нормально – ибо Император по какой-то адской причине нуждается в Люке. Так проходили день за днем, он бродил по камере, стучал в дверь, страдал от бессонницы, лежа с открытыми глазами и прокручивая всевозможные сценарии, а к нему никто не приходил.

И когда сегодня дверь наконец открылась, он так сильно стремился увидеть Люка, что шел к нему с протянутыми в наручниках руками и ухмылялся, как идиот.

К тому же он по-прежнему мучился от беспокойства, подготавливая себя весь путь к любой возможной ситуации.

Кроме этой, конечно.

Проходя через пустой обеденный зал к запертым дверям следующей комнаты, он замедлил шаг, чтобы рассмотреть массивное повреждение в центре длинного ряда высоких окон. Отсутствовало три оконных щита, из-за проходящих ремонтных работ под сбитой штукатуркой хорошо было видно тяжелую, сложную структуру из стальных перекладин и массивных плит; транспаристил соединялся с этой конструкцией, проходя тонкими моноволокнами не только через сами стекла, но и через каркас рамы. Охранники нервно пихнули его в спину и перед тем, как открыть двери, заняли позиции по сторонам от них.

Он вошел в большую гостиную со сводчатыми потолками. Привычная гнетущая тишина безличного зала была разорвана непрерывным шумовым потоком, идущим из спальни, вместе с приглушенными звуками множества голосов.

Сидящий у окна Люк небрежно повернулся и взглянул на Соло.

Что-то изменилось - Хан сразу увидел это, хотя и не понял, что именно. Что-то в Люке... он выглядел… другим. Не только в том, как был одет - Хан уже привык к Люку в дорогой, безупречно скроенной и отлично сидящей одежде. В ботинках ручной работы, в роскошных рубашках из тончайшего шелка или льна, создающих полное впечатление состоятельного, ухоженного человека; слишком многое вокруг него соответствовало самоуверенной чрезмерности дворцовой жизни, хотел этого малыш или нет.

Волосы Люка были коротко подстрижены, очень коротко.

Но не стрижка заставляла его казаться настолько другим сегодня. Это были его движения, его глаза, осторожность охранников, ходящих вокруг на цыпочках.

И что-то подсказывало Хану, что он должен сделать то же самое.

Затем малыш встал и подошел к нему, широко улыбаясь… и снова стал Люком… просто… возможно, с некой острой гранью в манерах.

Хан автоматически раскрыл в ответ объятия. Это были те несколько секунд, когда они могли тихо обменяться краткой информацией, обнимаясь и хлопая друг друга по спинам.

- На этой неделе мы уходим. Поздно, - пробормотал Люк, и Хан тихонько кивнул, отстраняясь.

- Смотрю, ты был занят? - усмехнулся он, указывая на ближайшую комнату.

- Нет. Нисколько.

Было что-то трудно уловимое в поведении малыша – что-то неустойчивое и резкое. С близкого расстояния стало заметно, что его лицо покрыто мелкими порезами и ссадинами, и Хан нахмурился в немом вопросе.

Люк просто отвернулся в ответ - как будто не заметил - в беспокойном, напряженном движении.

- Входи. Что за сомнения, Рыжая? – проговорил вдруг он, не оборачиваясь.

Хан оглянулся и увидел стройную, подтянутую фигуру рыжеволосой в проеме спальни, собирающейся как всегда контролировать их разговоры. Но его взгляд пошел дальше, заметив туман пыли в полностью пустой спальне.

Когда двери спальни закрылись, он кивнул на сделанную в военном стиле короткую стрижку Люка:

- Похоже, кто-то добрался до тебя с садовыми ножницами?

Люк только снова отвел взгляд и с неопределенным пренебрежением ответил:

- Думаю, это единственная стрижка, которую здесь известна.

«Об этом тоже не хочет говорить.»

Хан нахмурился:

- Ты в порядке?

Голос малыша оставался полностью нейтральным:

- Да. Все хорошо.

- Кажешься немного... напряженным, - надавил Хан.

- Это не так, - весь ответ Люка.

Хан тревожно посмотрел на Джейд. Она выдержала его взгляд целую секунду, прежде чем отвести глаза - слишком долго для нее.

Голос Люка вернул Соло к нему:

- Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как ты был здесь - есть, о чем поговорить.

Хан не упустил смысла: у них было большое дело, которое нужно обсудить за короткую встречу, не упоминая ни о чем напрямую.

- Как идет жизнь на нижних уровнях? - спросил Люк.

- Хм… неплохо. Утром меня перевели из крохотной коробки девятого уровня в такую же на седьмом… ничего так вариант.

- Ну, ты же знаешь, что говорят о важности разнообразия, - откликнулся Люк. – Возможно, я сам навещу тебя в следующий раз.

Хан чуть приподнял брови, понимая, что Люк говорит о побеге. Это казалось странным и окольным способом действий, учитывая, что Хан часто проделывал путь через весь дворец, а Люк никогда не бывал за пределами этих трех комнат.

- Лишишь меня моей регулярной прогулки?

Люк немного помолчал, раздумывая.

- Мы можем встретиться на полпути - уверен, что смогу устроить это. - Он слегка повернулся к своей настороженной тюремщице: - Что скажешь, Рыжая? Побежишь за мной вприпрыжку на следующей неделе?

Она только молча изогнула брови.

- Ей нравится эта идея, - сказал Люк, возвращаясь к Хану. - Она очень взволнована.

Соло не спускал глаз с Джейд.

- Откуда ты знаешь?

- Она подняла обе брови.

Джейд отвернулась и плавно прошла к стоящему поодаль стулу, чтобы создать им иллюзию частной жизни, которой здесь конечно же не существовало. Как малыш выдерживал это? Постоянную слежку каждую минуту?

Когда Хан обернулся к Люку, глаза и мысли ребенка были все еще на ней.

- Рыжая думает, что я собираюсь сделать какую-нибудь глупость сегодня, - заметил он с забавляющимся сарказмом - больше дразня молчаливую Джейд, чем разъясняя это Хану.

Соло невольно подумал, как бы отреагировал малыш, если бы Хан сказал, что согласен с ней… Люк тотчас повернул голову и уставился на него острым пронзительным взглядом, давая понять, что не обязательно говорить это вслух. Но дальше ничего не последовало, гнев Люка исчез так же быстро, как и возник, он только рассмеялся, делая шаг к огромным, уходящим ввысь окнам.

- Что ж, вы оба не правы, - легко произнес он, смотря на горизонт. – Со мной все в порядке.

На долгое время повисла хрупкая тишина…

- Итак, - Люк внезапно вернулся к разговору, - как тебе жизнь на уровне…?

- Седьмом, - повторился Хан, стараясь, чтобы его тон звучал естественно и непринужденно. - Минус седьмом, подозреваю, учитывая явную нехватку окон. Так что цени, здесь у тебя и свежий воздух, и дневной свет. На нижних ярусах таких привилегий нет.

- Зато ты каждую неделю получаешь прогулку по дворцу. Это десять изрядных минут свободы.

Уловив в последних словах вопрос, Хан соответственно среагировал:

- Я бы сказал, даже минут двадцать – и верь мне, я использую их на полную катушку. Если бежать во весь дух, то будет и десять. Хотя решетки на входе в башню здорово тормозят меня - зато дают время осмотреться вокруг. Плюс посты безопасности каждые три…

- Достаточно, - просто сказала Джейд.

Оба замолчали на несколько секунд, Люк полуобернулся к комнате.

Не поднимая головы, Соло исподтишка пытался рассмотреть мелкие ссадины по всему лицу малыша, ощущая тревогу от его изменчивого поведения.

- Выглядишь усталым, - сказал он наконец, с искренним беспокойством в голосе.

- Просто надоело сидеть взаперти, - уклонился Люк. - Хочется глотнуть свежего воздуха.

Хан кивнул, ничуть не успокоившись.

- Знаешь, - сказал он в итоге, повернувшись к городу за окнами, - в последний раз, когда я был на Корусканте, я жаловался, что мне негде остановиться. А сейчас я нахожусь в Императорском Дворце. Не в лучшей комнате, конечно, но все же…

Люк резко повернулся, понимая его.

- Сколько прошло уже?

- Четыре или пять лет.

Не очень далеко - был вывод.

- Что ты делал?

- Доставку, - неопределенно ответил Хан.

- Куда?

- На Тиренские Острова, это район практически на экваторе. Там есть несколько пригодных мест.

Сейчас было не время для уточнения координат.

- Но мне не понравилось там. Может, и неплохо для короткой остановки, но слишком жарко, чтобы задерживаться там, - многозначительно произнес Хан.

- Мне нравится жара, ты же знаешь, - заверил Люк.

- Ты просто слишком часто попадаешь в нее. Куда деваться, - ответил Хан, сохраняя непринужденный тон.

Люк улыбнулся, понимая, о чем тот говорит, но чтобы чуть разбавить эти слова для Мары, произнес:

- Нет. Я был рожден в пустыне. И воспитан в ней. Помню, как я увидел первый снег, на Хоте, он перестал быть очаровательным, едва мы спустили трап «Сокола».

- Ха! То-то ты постоянно вызывался там на проверку периметра, таща меня за собой, - добродушно обвинил Хан, довольно глядя, как малыш улыбается, пусть и совсем немного.

- Я соблюдал график дежурств, - ответил Люк с легкостью, смотря в окно.

- Да ладно, ты был коммандером подразделения и мог не включать себя в него.

Люк небрежно пожал плечами:

- Мне нравилось на Явине и Киркапусе. Люблю растительность, - его взгляд опустился к зеленым садам на крыше Главного Дворца. - Как в местных садах. Хотелось бы как-нибудь побывать там.

Хану потребовалась секунда, чтобы понять его, и он мельком взглянул вниз, принимая равнодушный вид.

- Ну, в отличие от меня, ты в правильном месте. В них нельзя попасть из Главного Дворца, они полностью ограждены. Думаю, ты даже не сможешь пройти через…

- Прекратите это, - вновь прервала Мара, корректируя их беседу.

Люк вопросительно повернулся к ней, с насмешливым выражением лица. Но ее это не забавляло.

- Прекратите обсуждать, как добраться от башен до дворца.

- Я уже знаю, как добраться от башен до дворца, - небрежно сказал Люк, вновь отворачиваясь.

Мара сощурила глаза:

- И как бы ты узнал это?

Он указал глазами в сторону спальни:

- Тебе иногда нужно использовать дроидов, а не разумных существ. Все, кто находится в той комнате, поднялись в башни, пройдя через дворец – и этот маршрут в сознании каждого пришедшего сюда, Рыжая. Включая тебя.

Это не был настоящийвызов, но и Мара, и Соло отчетливо слышали ноты сдерживаемой агрессии - и это было настолько необычно для Хана, что заставило его беспокойно поежиться.

- Ты не можешь читать мои мысли, - отклонила она, хотя в голосе слышалась толика неуверенности.

- Думаешь, твои щиты останавливают меня? Нет.

- Лжец.

Люк полуобернулся к ней, скрывая лицо в яркости дневного света:

- Я когда-нибудь лгал тебе, Рыжая?

Она ничего не ответила, не желая быть втянутой в спор, когда он был так необычно изменчив. Но Скайуокер не позволил ей так легко отделаться:

- Боишься? - спросил он со злой усмешкой.

- Едва ли, - солгала она, не собираясь быть запуганной им.

- А должна, - сказал он просто ломким, насмешливым голосом. И неловкая правда в его следующих словах полностью заморозила ее: - Я боюсь.

И затем он сосредоточил все свое внимание на Соло. И пораженной Маре осталось лишь внимательно смотреть на него, не слыша больше ни слова из того, что они говорили.

Он соскальзывал. Незаметно. Бесконечно малыми шагами. Находясь слишком долго под давлением ее мастера, разбитым и связанным, в окружении неустанных провокаций; он потерял видение и продвинулся к краю, став быстро изменчивым, неустойчивым и непостоянным.

И он осознавал это.

.

.

.

Вейдер шел через высокие, роскошно отделанные коридоры, ведущие к Тронному Залу, в отвращении скрипя челюстью на советников, сенаторов и моффов, прекращающих все свои злобные сплетни, чтобы успеть вежливо поклониться ему - хотя он никогда не признавал их в ответ.

Его вызвали ко двору - в место, которое он ненавидел; пышность и торжественность, раздуваемые его Мастером в своем правлении, были противны ему.

Вейдер не был глуп - и не был слеп к тому, что делал его Мастер. Запутанные формальности и этикет двора предназначались прежде всего для запугивания и смущения, для внушения неуверенности любому, вступающему в это исключительное окружение - чтобы пресечь любую дерзость и злоупотребления. Таким образом формировалась элита, имеющая личную заинтересованность в удержании своего положения - а значит, в более широком смысле, и положения Императора, поскольку Палпатин держал рядом с собой всех, кто имел какую-либо власть. Он сделал это своей работой: знать каждого из них.

.

Прежде, чем войти в Тронный Зал, необходимо было пройти Зал Ожидания - такое же большое и расточительное пространство, состоящее из трех уровней и захлебывающееся в постоянной болтовне на множестве языков. Всегда переполненное буквально сотнями лакеев и подхалимов, просящими о входе в следующий зал в надежде на получение покровительства Императора. А оно всегда было строго нормировано. Хотя, когда тот был в благосклонном настроении, его щедрости не было пределов. Но чтобы получить должность или любую другую выгоду, необходимо было пройти по голове кого-то другого, никогда не зная, позабавит это Императора или разгневает. Это называлось «башмаками мертвеца» – дожидаясь обуви потенциального покойника, можно было надолго остаться босым.

Огромный зал затих, наблюдая за решительно идущим и не смотрящим по сторонам Вейдером, не имеющим времени для мелочных игр всех этих презренных паразитов.

Когда-то он надеялся, что Мастер избавится от всего, что они собой представляют, надеялся, что он сам истребит их, получив власть. Но с каждым днем их становилось все больше и больше, они набивали собою стены этих залов и этого дворца, обменивая власть на деньги или деньги на власть. Он ненавидел их всех, их слабости вызывали отвращение - но не большее, чем его согласие терпеть их.

Грандиозные, от пола до потолка двери Тронного Зала распахнулись, и алые императорские гвардейцы шагнули в стороны, пропуская Вейдера - его никогда не заставляли ждать.

Он прошел вперед, не нарушая шаг и оставляя позади шуршащие тени. Собравшиеся внутри повернулись, чтобы рассмотреть вошедшего и опустили головы в вежливом признании его статуса.

Тронный Зал включал в себя палату для аудиенций, отличительной чертой которой были резные, рифленые столбы и арки, отделанные тысячами и тысячами маленьких листочков розового и желтого золота, отражающих сияние даже при самом слабом свете, тончайшие алые и сине-кобальтовые бороздки пронзали металл плавными линиями и завитками, превращаясь в рисунок грандиозного масштаба. Высокий сводчатый потолок был отделан мозаикой самого темного синего цвета с тонким золотым орнаментом, давая совершенное представление ночного неба.

По обе стороны этой основной палаты шли ряды позолоченных от пола до потолка раздвижных панно, за которыми находились менее официальные, но одинаково роскошные частные приветственные комнаты, в которые допускалось очень малое количество избранных.

В дальнем конце внушительного и напыщенного зала находилось богато украшенное возвышение.

На этом возвышении стоял драгоценный Трон Солнечных лучей Палпатина, хваленое «место пророчества» потухшего Ордена Джедаев, взятое из Храма перед его разрушением. Трон преломлял едва различимый рядом с ним свет за счет кованой чеканной поверхности драгоценного металла из которого были сделаны солнечные лучи, формирующие спинку сиденья. На них было выгравировано печально известное пророчество о Сыне Солнц; прекрасный, древний подлинник и единственный экземпляр. Если бы у Вейдера был выбор, он уничтожил бы его - это пророчество, висящее цепью всю его жизнь на шее; уничтожил бы вместе со стулом, на котором оно было вырезано.

На полу широкого, огромного возвышения, где стоял трон, располагался полукруг, зеркальная половина которого лежала уже на полу самого зала. Мозаичный узор создаваемого круга был выложен из сливочного мрамора терассоти, когда-то такого естественного на Корусканте и теперь давно ушедшего в небытие. По окружности внешнего края узор составляли серо-голубые цвета, в центре же находилось светлый красновато-коричневый меньший круг, сложная филигранная работа.

Вейдер часто задавался вопросом, признавал ли кто-нибудь еще этот пол, как пол почтенной Палаты Совета Джедаев; вероятно, нет - кто мог остаться в живых из видевших его?

Он хорошо понимал, как много удовлетворения приносит его Мастеру такое осквернение - осознание, что его трон опирается на пол, на котором ему когда-то не позволялось стоять.

Сейчас Вейдер сам ступил на ближний полукруг, становясь на колено перед своим Мастером - опустив глаза, согнув спину и пристально глядя в пол, на котором он когда-то стоял, как джедай.

Наполняло ли это также его Мастера холодным развлечением?

Вейдер всегда клялся, что если он когда-нибудь поднимется до Императора, то выкорчует этот пол и превратит в пыль. Если он поднимется до Императора.

Но пол оставался на месте, а он по-прежнему сгибался на одном колене каждый раз, когда приходил сюда.

И он знал теперь, что его желание никогда не исполнится. Этот пол пережил сотни поколений джедаев - переживет и двух ситхов, включая его Мастера.

Мысль приносила маленькую толику удовольствия.

- Лорд Вейдер.

Палпатин расслабленно сидел в своем троне, когда все остальные были вынуждены стоять. Никому в его присутствии сидеть не разрешалось. Он любил свою власть. И ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем пускать ее в действие.

- Каковы ваши распоряжения, мой Мастер? - спросил Вейдер, уставившись глазами в этот давно знакомый пол.

- Встаньте, друг мой, встаньте, - великодушно предложил Император. - Все идет, как планировалось.

Вейдер молчал, точно зная истинный предмет их разговора. Не желая играть в эти бессмысленные словесные игры, он не знал, почему все же втягивается в них, учитывая контекст. Но понимал, что Палпатин прав - мальчик балансировал на грани… Хотя что-то еще удерживало его, некое чувство долга или самоограничения, всегда избегавшее Вейдера, или, может, простое упрямство - в этом они с сыном были очень похожи.

С каждым днем он видел все бо́льшее отражение себя в сыне. Видел его уязвимость, быстрое колебание настроения, несмотря на все усилия сохранить контроль. Ощущал изменение чувства мальчика в Силе.

Люк понимал это тоже - и он боролся с этим, всеми силами пытаясь удержать связь с тем, чего больше не существовало. Не могло существовать здесь, в такой близости к Императору.

Вейдер посмотрел на своего Мастера, сидящего в молчаливом ожидании. Чего он ждал? Какого-то ответа? Подтверждения своей оценки? Если так, то это было впервые.

Но у Вейдера было преимущество: уникальное восприятие Люка. Бесспорная… личная связь.

- Да, Мастер, - сказал он наконец. - Хотя кое-что остается незыблемым - какую-то границу еще нужно преодолеть.

Палпатин прищурил глаза в раздумье, наклоняясь вперед и медленно кивая. Однако он продолжал молчать, уставившись на своего слугу в течение долгого времени, и размышляя больше не о его словах, понял Вейдер, а о нем самом.

Вейдер сохранял спокойствие, не желая участвовать в этом дальше и уже сожалея о том, что сказал - чувствуя, что некоторым образом предал мальчика.

Раньше, до прибытия сюда его сына, он заговорил бы сейчас – не выдержав дискомфорт от пристально-пытливого взгляда Мастера. Теперь же он чувствовал себя необычно спокойным - близкое присутствие сына, его родство и способности, давали Вейдеру уверенность там, где прежде ее не было совсем - не перед его Мастером.

И как Вейдер ни пытался скрыть эти чувства, Палпатин их понял.

Он тревожно шевельнулся, поднимая щит за щитом, но знал, что уже поздно - он уже слишком много отдал тем, что смело стоял перед лицом Мастера, тем, что высказал свои мысли и тем, что вообще имел это близкое понимание своего сына.

Палпатин расслабился. Приняв какое-то решение.

- Вы преуспели в последнее время, лорд Вейдер, и я хочу вознаградить вас, - объявил Император, быстро и решительно произнося слова.

Глаза Вейдера сузились. Вознаградить? Его Мастер не вознаграждал. Что делал коварный старый ситх?

- Я реструктурирую Флот, чтобы он лучше отвечал потребностям моей Империи. Вы получите новые обязанности и полномочия, друг мой - в знак признания вашей образцовой службы.

- Да, Мастер, - беспокойно произнес Вейдер в поиске ловушки, слыша осторожные ноты в собственном глубоком голосе.

- Моя Империя и мой Флот выросли до небывалых размеров, лорд Вейдер. Я установил Декрет о разделении Флота для большей эффективности на два отдельных формирования. Одно будет называться Центральным Флотом, ответственным за все аспекты поддержания стабильности в Центральных мирах и Колониях. Второе будет называться Флотом Внешнего Кольца, контролирующим все другие территории и несущим обязанности как по дальнейшему расширению Империи, так и по ее охране от всех мятежей и подрывной деятельности. Территории Внешнего Кольца требуют сильной руки, верности и приверженности имперской политике. Ваш опыт и усердие в этих областях заработали вам право командовать Внешним Кольцом от моего имени, друг мой. Я не могу назвать никого, кому доверял бы больше, чем вам.

А, вот он - поворот ножа.

Его ссылали, понял Вейдер. Подальше от дворца и подальше от сына. Его Мастеру нужно время, чтобы полностью склонить мальчика на Темную Сторону Силы - гарантируя при этом его преданность себе. Присутствие Вейдера теперь расценивалось как осложнение и потому стало нежелательно. Территории Внешнего Кольца были громадны, и без законной причины привести флот к Центральным Системам Вейдер будет оставаться вдали в течение долгого времени. Мастерски сделано... Впрочем, от человека, поставившего на колени Республику, он и не ожидал меньшего.

Палпатин растянул тонкие губы в торжествующей улыбке:

- Вы должны немедленно отправиться в сектор Меридиана, друг мой. Вашему флоту будет приказано присоединиться к вам в ближайшие дни.

Вейдер шокировано поднял подбородок:

- Прямо сейчас?

Император молчал, пристально смотря сверху на Вейдера, жестким, горящим взглядом, в течение долгих секунд, пока тот не сдался; держащие его цепи были слишком старые и глубоко врезавшиеся, чтобы он мог сопротивляться им.

- Как пожелаете, Мастер.

Палпатин продолжил говорить, словно не было никакой заминки:

- Поступило сообщение, что большая группа мятежников скрывается в астероидном поясе Гиона. Выследите их от моего имени так, как это можете только вы, лорд Вейдер. Уничтожьте их. Это первая миссия для вашего нового флота, друг мой, и вы должны полностью посвятить себя ей. Я уверен, что вы не подведете меня.

Окончательность последних слов указала на то, что Вейдер свободен. Он низко поклонился в ответ, развернулся и пошел прочь.

Шелест голосов на его обратном пути заставил в раздражении стиснуть зубы. Слепые, властолюбивые дураки, они видели только то, что Император вознаградил верность своего избранного слуги.

Но Вейдер знал правду - эта пустая честь забирала у него сына… а также все возможности по обеспечению лояльности мальчика.

Странно, но в эту минуту, первое значило для него гораздо больше второго.