Последней каплей для Кеншина стал Яхико. Спустя примерно неделю после гомерической попойки, от которой участники приходили в себя несколько дней, мальчишка таинственно отозвал Кеншина за сарай, где сунул ему в руки невесть где добытую охапку по-осеннему ярких цветов.

- Вот, - и пояснил в ответ на приподнявшиеся от удивления брови: - Подаришь Каору. Э-эх... - посмотрел исподлобья, с каким-то совсем не детским укором, и убежал.

Опешивший Кеншин даже "оро" сказать не успел.

Он очень уважал заботу друзей о своем будущем. Но терпеть не мог, когда им пытались манипулировать. Пусть даже в самых лучших целях.

Он это уже проходил.

- Ух ты, как красиво! Откуда букет? - румяная и распаренная после отличного тренировочного дня и последовавшей за ним бани, Каору с полотенцем на голове и в самом благостном расположении духа присоединилась к друзьям, пившим на веранде чай.

Яхико с удвоенным усердием захлюпал в чашку. Сано и Мегуми, видевшие, как Кеншин пристраивает цветы в тазу для стирки, ибо вазы такого размера в доме не нашлось, - затаили дыхание. Сано даже прикинул, не смотаться ли за бутылочкой из своих запасов, благо, повод способствовал - поди, даже Лисица не будет возражать...

Однако Кеншин в очередной раз не оправдал ничьи надежды.

- Право слово, как бы вам сказать, Каору-доно...

Да говори уже хоть как-нибудь! - мысленно взмолилась Мегуми, а Сано и Яхико скрестили на удачу пальцы.

- Яхико попросил вашего покорного слугу передать вам от него эти цветы...

- Я?! Яхико? - хором ахнули Каору и ее воспитанник, из рук которого от потрясения вывалилась чашка.

Он мгновенно побагровел, а глаза, устремленные на Кеншина, выпучились настолько, что в какой-то момент Сано по-настоящему испугался, что они вывалятся из орбит прямо на землю.

- Боже мой, Яхико! - рассмеялась Каору и внезапно зарумянилась. - Ты, конечно, очень повзрослел в последнее время, но я ведь намного старше и, к тому же, твой наставник, так что мы можем быть только друзьями!

- Дура! - заорал, взвиваясь, мальчишка.

Метнув в Кеншина испепеляющий взгляд и получив ответный, в котором за напускной растерянностью пряталась насмешка, он умчался к себе. Сано с Мегуми одновременно подняли очи горе и вздохнули.

- Кеншин, налей-ка мне чаю, - не замечая этой пантомимы, сказала Каору. - Уф, хорошо, горяченький... Я сегодня так этих мальчишек загоняла, что сама еле на ногах держусь. Но они молодцы, молодцы. Особенно Коскэ - того и гляди, Яхико догонит... Слышишь, Яхико-тян? - повысила она голос, чтобы мальчишка точно услышал. - Коскэ скоро тебя сделает!

Ответом стало очередное "дура!"

Значит, услышал.

Кеншин, еще немного посидев, сослался на недоделанные дела и ушел. Когда он проходил мимо комнаты Яхико, дверь в которую была задвинута нет до конца, то услышал что-то вроде "рыжий козел".

Хотя нет, не может быть - показалось, конечно.

Он отправился на кухню, притворил за собой дверь, зажег лампу.

Ножи наточены, овощи отобраны, рис промыт и замочен, вода принесена...

Кеншин склонился над ведром, глядя на свое отражение. Улыбка сползла с лица.

Дело не в том, что он не хотел жениться на Каору или не видел в ней женщину.

Хотел.

Видел.

Одно небо знает, как хотел и как видел.

И сомнений в наличии ее чувств к нему или, тем более, своих к ней у него не было.

Дело было в том, что, несмотря на все слова Мегуми-доно, не говоря уже о собственном сердце и глазах, он продолжал сомневаться, что чувства Каору к нему носят тот же характер, что и его собственные.

Любовь ли это?

Вне всяких сомнений, да.

Вопрос - какая именно.

Кеншин был не слишком искушен в отношении женщин, однако имел представление о том, в каких ежедневных знаках проявляется женский интерес и кокетство.

Да взять ту же Мегуми-доно...

В Каору ничего этого не было и в помине. С другой стороны, его самого тоже вряд ли бы кто назвал галантным кавалером... И потом...

Он поморщился.

Она столько дней была его сиделкой - да видит ли она в нем мужчину после куда как далекого от романтики натурализма?..

"После"?

А видела ли раньше?..

Но пусть - пусть даже ее отношение к нему изменилось бы, пусть бы даже Каору-доно... - Каору - и до всех событий воспринимала его исключительно как старшего товарища, как друга... Однако спроси он напрямик, желанен ли он, согласна ли она стать его женой, и она, не задумываясь, наверняка скажет, что да, что конечно, что с радостью - как без раздумий отвечала согласием на любую просьбу просто из чувства долга, из благодарности за все им для нее сделанное.

Кеншин мрачно усмехнулся.

О да, им и правда сделано для нее немало: едва ли существовал во всей Японии кто другой, способный за каких-то полгода превратить жизнь обычной девушки в ад, где на каждом углу ее теперь подстерегают сумасшедшие и убийцы, которым он когда-то перешел дорогу.

Она же была ему за это - страшно сказать - благодарна.

Мегуми-доно, несомненно, права: человека такой душевной щедрости надо еще поискать.

Вот только совесть не позволит ему этой щедростью воспользоваться.

Кроме того, если уж говорить начистоту, человек, известный друзьям как Химура Кеншин, а врагам как Хитокири Баттосай, на самом-то деле не слишком походил на того Кеншина, с которым Каору-доно познакомилась полгода назад, и даже на того Кеншина, который исповедался друзьям накануне нападения Эниши. Настоящий Кеншин, обитавший внутри дружелюбного странника, был куда угрюмей и немногословней, куда нелюдимей и печальней. Ужиться с собой ему и самому-то не всегда удавалось, что тут говорить о других... Потому он и странствовал год за годом, стараясь нигде не задерживаться подолгу, чтобы не обрастать людьми и чувствами, чтобы не испытывать боли разлуки и обманутых ожиданий и не заставлять ее испытывать тем, кто случайно оказался рядом.
Но Каору...

Кеншин закрыл глаза.

Нет - он, конечно, может заставить себя уйти.

Но...

Слова Мегуми проедали его душу, точно раскаленное железо - масло: зачем? Во имя чего?

Чтобы наказать себя?

О нет, только не таким образом - свою меру самоистязания Кеншин все-таки старался блюсти.

Чтобы очередной психопат из прошлого не подумал, будто сможет с ее помощью свести с ним счеты?

Но если его не окажется рядом, кто ее защитит?

Чтобы не обрекать ее на полуголодное существование только потому, что он в своей жизни ничему другому, кроме как искусству убивать, толком не научился?

Чтобы не связывать ей руки своими проблемами со здоровьем, которых в ближайшее время - Кеншин это знал - прибавится?

Что еще он может ей предложить, кроме своего сердца и своего меча, который другие мечники считали насмешкой над благородным оружием? Собственно, и сам он разве не такая же насмешка над человеком, как и его сакабато?..

Каору нужен обычный мужчина - с достатком и делом в руках, сильный и молодой...

Он некстати вспомнил десяток потных парней, толкавшихся сегодня в додзе. Они пыхтели, потели, брызгались и гоготали у колодца, грелись на солнцепеке...
Половина уже влюблена в нее, вторая половина влюбится в ближайшее время.

Украдкой любуясь сегодня ею - сильной, ловкой, верящей в отцовскую заповедь настолько, что смешные слова про возрождающий меч стали правдой, - Кеншин пытался представить, как бы все сложилось, не вторгнись он тем утром в ее тихую жизнь...

Тихую?

Едва ли. Рано или поздно, она, с ее-то упрямством, все равно перешла бы дорогу банде Канрю... Вот только Джиней наверняка успел бы нанести тот удар, от которого Кеншин закрыл ее собой...

Нет.

Их жизни все равно сплелись бы.

И она все равно вырвалась бы из-под чар и остановила его уже занесенную для убийства руку.

Все равно нашла бы его в Киото.

И с деревянным мечом наизготовку все равно встала бы плечом к плечу с ним против банды Эниши.

Он любил ее. Любил так, что весь его смысл жизни теперь заключался в ней - в желании жить ради нее, защищая и оберегая.

Внутренний голос сухо напомнил Кеншину, что лучший способ защитить ее - исчезнуть из ее жизни. И что пользоваться ее щедростью и доверием - эгоизм.
Но в кои-то веки Кеншину захотелось побыть эгоистом.

Он запер дверь в кухню и незамеченным вернулся к себе. Друзья уже разошлись, Каору одна сидела на веранде, глядя в темнеющее небо. До еженощной вахты еще оставалась пара часов. Когда в свои права вступит ночь - излюбленное время преступников и убийц, - он займет свой пост, чтобы беречь ее покой.

Лишь редкие вскрики ночных птиц нарушали тишину, когда Кеншин бесшумно проскользнул по энгаве к ее комнате и сел, привалившись спиной к столбу. Напряги он слух, и смог бы услышать ее ровное дыхание.

Но он не стал. Он здесь не за этим.

Меч лег на плечо. Кеншин скрестил на груди руки, сунув их в рукава, и прикрыл глаза.

Пробуждение было ознаменовано двумя крайне тревожными обстоятельствами.

Первое - солнце уже взошло, а значит, он повел себя совершенно непростительно: какой смысл в спящем часовом? Кроме того, его могли увидеть здесь, под дверью ее комнаты, и Кеншину вовсе не хотелось отвечать на вопросы, которые бы за этим последовали.

Еще хуже, если бы вопросов задавать не стали.

Следующий пункт делал "кроме того" свершившимся фактом: колени и плечи Кеншина укрывало аккуратно подоткнутое со всех сторон одеяло.

Такое чувство стыда он в последний раз испытывал в далеком детстве, когда Хико обнаружил, что воспитанник напрудил в постель.

Лишь один человек на земле мог подойти к нему, спящему, и коснуться его так, чтобы он не проснулся, чтобы ничего не почувствовал.

Каору.

Он перестал отличать ее ки от своего.

Если Кеншину нужен был знак, то это был он.

Он ждал ее рядом с тренировочным залом - грелся на солнце, еще ярком, еще жарком в полуденный час, но уже сулящем осень, которая заявляла о себе алыми и желтыми ладошками кленовых листьев по всему двору.

Он знал, что, увидев его, она подойдет и заговорит.

Она всегда чувствовала, что он хочет. И всегда с благодарностью принимала то, что он предлагал - даже если это обычный кленовый лист.

- ...пора жить в этом прекрасном мире, Кеншин...

Пора.

- Каору-доно... А давайте жить вместе?

Он был готов к чему угодно - к радости, смущению, даже, хоть и в меньшей степени, к отказу, но только не к выражению недоумения, которое появилось у нее на лице.

- Э?..

Сердце не успело екнуть, как недоумение сменилось широкой улыбкой:

- Конечно, Кеншин! Мы всегда-всегда будем жить все вместе! Как сейчас! Ты, я, Яхико, Мегуми-сан, Саноске... Обещаю тебе!

"Все вместе" - еще туда-сюда, но "как сейчас" было последним, чего хотелось Кеншину.

Нет, пожалуй, предпоследним: последним был вариант с внесением в список вышеперечисленных Сайто.

- Камия-шихан! - донеслось из додзе, и Каору, не оглядываясь на так и замершего посреди двора Кеншина, побежала обратно.

Неужели она-таки поставила на нем как на мужчине крест?

Неужели он пропустил миг, когда в ответ прозвучало бы "да"?

Еще несколько дней назад он о браке даже и не думал, а теперь мысль об отказе оказалась невыносимой.

Возможно, он не достаточно конкретно выразился? - с опозданием подумал он.

Если на принятие решения Кеншину обычно требовалось некоторое время, то после он действовал молниеносно. Вот и сейчас он был готов немедленно донести до Каору-доно свой взгляд на вопрос их совместного будущего, но судьба, видимо, решила проверить крепость его нервов. Оставшийся день шихан Камия додзе провела в тренировочном зале, а вечером на заработанные деньги повела всю компанию в Акабеко, где накормила и напоила до отвала - так, что Саноске решил не возвращаться в свою конуру на окраине, а потащился с остальными и весь вечер разглагольствовал то о мире за пределами Японии, то о полиции вообще и о Сайто в частности...

Хотя причем тут Сайто, Кеншин так и не понял, поскольку слушал невнимательно, ловя момент улизнуть и переговорить с Каору.

Но Сано все говорил, говорил, говорил и говорил с какими-то многозначительными паузами, точно ждал от собеседника реакции. Уже и Яхико понял, почему рыжий мечник ерзает на месте, и начал подавать знаки, мол, Сано, ты молодец и на правильном пути, но у тебя тут на тропинке внезапно небольшая ловушка. Внизу колья, сверху таран. Не проткнет, так обезглавит. Ты уж как-нибудь поосторожнее. Однако экс-наемник, чая втолковать товарищу некую одному ему ведомую мысль, ничего не слышал, а чтобы вышеназванный товарищ, из ушей которого разве что дым от нетерпения не валил, не удрал, подмял его под мышку.

Когда Сано утратил бдительность, и Кеншину удалось высвободиться, Каору уже спала.

Что ж, в арсенале имелся и другой способ.

Без всяких сомнений - надежный. Хотя, возможно, чуть более рисковый.

Но риск того стоил.

*за пару дней до того...*

Последней каплей для Каору тоже стал Яхико.

Началось все с того, что накануне этот обормот наелся какой-то дряни, то ли несвежей, то ли немытой, то ли недоваренной, и его скрутило. Да так, что, по меткому выражению Сано, "и дно вышибло, и пробку выбило": мальчишку рвало безостановочно почти полтора часа, а в уборную он бегал с такой частотой, что мог бы и вовсе оттуда не выходить.

- Ты только поворачиваться разными концами успевай вовремя, - ржал Сано, когда юный самурай, держась одной рукой за зад, а второй зажимая себе рот, с утробным стоном в очередной раз пробегал через двор. - И верх с низом не перепутай!

Лишь к вечеру благодаря усилиям Мегуми-сан ему слегка полегчало. Или просто брюхо стало абсолютно пустое, разве что ветер в нем теперь не гулял. Юмор Сано к этому времени не притупился, хотя во всех смыслах уже начал попахивать.

- Что, кишки-то не выдристал? - гоготнул он, когда бледно-зеленый, цвета свежей плесени, Яхико выполз на веранду на трясущихся ногах.

Докторесса подала мальчишке плошку жидкой рисовой каши и велела есть по чуть-чуть. Яхико усомнился, что вообще сможет отправить внутрь и ложку склизкой жижи без того чтобы его немедленно не вывернуло, но, на удивление, выскреб все до самого донышка.

- Так, а теперь - спать, - скомандовала докторесса. - Завтра еще на каше посидишь, а потом можно будет вернуться к нормальной еде. Я сказала - нор-маль-ной! Да! И пей побольше!

- Можно подумать, тут когда-то нормально кормили, - пробубнил Яхико, запуская камень в огород Кеншина: по совести, на стряпню было грех жаловаться, но он все никак не мог простить тому историю с букетом.

Ночью аппетит юного самурая разыгрался так, что ни о каком сне и речи не шло. На цыпочках, чтобы не скрипнула ни одна половица, он выбрался из комнаты и направился в сторону кухни, где наверняка осталось что-нибудь от ужина. Осторожность приходилось соблюдать нешуточную - как-никак, надо прокрасться мимо жилых комнат, и страшно подумать, что бы устроила ему Каору, поймай она его с поличным. Наверняка взяла бы в руки шинай и объявила, что сезон воздаяния за тупость и победа добра над обжорством наступят уже сейчас, а не в отдаленном светлом будущем.

Но добраться до вожделенной цели было не суждено: стоило Яхико завернуть за угол, готовясь к последнему броску, как оказалось, что дороги дальше нет: в неверном свете закрытой облаком луны на веранде под дверями Каору сидел Кеншин.

Яхико замер и даже дыхание затаил, зная, как остры в темноте все чувства мечника: любое шевеление, любой посторонний звук для него - сигнал тревоги. Однако Кеншин не почувствовал его приближения и, когда облако сползло, позволив яркому свету залить двор, стало понятно, почему: Кеншин спал, уронив голову на грудь и прижимая к плечу верный сакабато.

Есть расхотелось.

Яхико посмотрел на дверь Каору, посмотрел на Кеншина и, не разворачиваясь, чтобы не издать лишнего шума, попятился обратно. Он чувствовал, что оказался свидетелем чего-то совершенно не предназначенного для чужих глаз.

Что отнюдь не исключало действий с его стороны.

И откладывать надолго Яхико не любил.

- Слышь, Каору, - вливая в себя вторую плошку давешней каши и с завистью поглядывая на жареную рыбу, аромат которой был сегодня особенно соблазнителен, спросил он, как только Кеншин отлучился на кухню, - и давно это Кеншин у тебя на пороге спит?

Она замерла с не донесенными до рта палочками. Кусок рыбы упал обратно в тарелку.

- Что? - спросила Каору внезапно севшим голосом. - Что ты сказал?

Не знает, - понял Яхико.

- Он спит под твоей дверью - я сам видел.

- Не может... Не может быть... - пробормотала Каору.

Яхико почувствовал себя очень взрослым - как когда пытался объяснить Кеншину, будь он неладен, правила ухаживания за девушкой.

- Слушай, Крокодила... Дело, конечно, ваше, но завязывайте, а? Хватит уже друг друга мучить. По-людски, что ли, нельзя? Ты его вообще любишь?

- Люблю, - все так же едва слышно пробормотала Каору, невидящим взглядом уставясь перед собой. Руку с палочками она по-прежнему держала в воздухе.

- Ну так не мне тебя учить, что тогда делать. Уж спать-то он точно должен не снаружи, - Яхико многозначительно пошевелил бровями, и Каору так отчаянно покраснела, что это авансом искупило десяток ближайших оплеух.

Именно этот момент Кеншин выбрал чтобы вернуться с чаем и сладостями. Каору подняла взгляд, вскочила, снеся со столика тарелку и не заметив этого. Даже не потрудившись обуться, а просто схватив сандалии, она метнулась в сторону тренировочного зала, но посреди двора, точно налетев на невидимую стену, резко развернулась и бросилась к себе.

- Что-то случилось? - озадаченно спросил Кеншин. - Что-то с рыбой? Твой покорный слуга ее пережарил? Или пересолил? Или у Каору-доно тоже понос?

Яхико пожал плечами:

- Женщины, - голосом умудренного опытом человека сказал он, словно это все объясняло. - У них вечно - не понос так золотуха...

Он поднял кусок рыбы, пристально оглядел его на предмет грязи, пробормотал "крупных микробов снимаем пальцами, мелких перевариваем" и с аппетитом отправил его себе в рот.

Кеншин, по-прежнему глядя вслед Каору, рассеянно кивнул.

О да.

Женщины.

Занимая в ночи свой пост, Кеншин внезапно подумал, что это, пожалуй, самая романтическая из всех засад в его жизни. Конечно, у мироздания свое чувство юмора, и ситуация могла обернуться таким образом, что человеком, укрывшим его накануне одеялом, окажется Сано или Яхико...

Хотя кого он обманывает?

Сегодня он позволил себе не скромничать и слышал каждый ее вдох и выдох, каждое нетерпеливое движение, каждый крадущийся шаг, который она сделала к двери; и как затаила дыхание, отодвигая ее, и как замерла, увидев его - якобы спящего - на расстоянии вытянутой руки, он тоже слышал. Его сомкнутые ресницы не дрогнули, когда она, двигаясь - надо отдать ей должное - почти бесшумно, опустилась на корточки рядом.

Он услышал прерывистый вздох и уже собрался открыть глаза, чтобы повторить вопрос, смысл которого она не поняла днем, но нежное прикосновение заставило замереть. Она почти неощутимо проследила шрамы на его щеке и накрыла их ладонью.

Он чувствовал, как подрагивают ее пальцы.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось вжаться в эту руку, но Кеншин приказал себе не шевелиться. Зачем задавать вопросы, зачем отвечать на них, если все можно сказать и без слов?

Каору поднялась. Легкие шаги удалились и тут же вернулись.

На плечи опустилось что-то мягкое, еще хранящее тепло ее тела.

Она подоткнула одеяло, села рядом и осторожно опустила голову ему на плечо.

Он дышал мерно и ровно.

Осмелев, она придвинулась ближе.

Ее дыхание, биение ее сердца, тяжесть ее тела - все это принадлежало отныне ему, и Кеншин разрывался между желанием немедленно заявить на это свои права и возможностью слушать ее безмолвное признание, чувствовать эту нежность, эту любовь, эту ласку. Ее вдохи и выдохи зазвучали в унисон с его, и тогда он намеренно замедлил свое дыхание.

Не прошло и нескольких минут, как ее голова на его плече стала тяжелой, а тело обмякло и навалилось всей тяжестью.

Каору спала.

А проснувшись, она обнаружила, что они по-прежнему сидят на веранде бок о бок, и Кеншин все так же спит, уронив голову на грудь, только теперь одеяло укрывало их обоих.

Она улыбнулась.

Конечно.

Никакие слова не нужны.

Его тело было теплым и таким родным, таким знакомым - до последней родинки, последнего шрама, последнего изгиба...

Она зажмурилась и прижалась к нему настолько сильно, насколько было возможным, чтобы его не разбудить. Хотя если бы он сейчас проснулся, это вряд ли что-либо изменило.

Тогда она не поверила своим глазам.

Не поверила своим ушам.

Но теперь...

Она наклонилась к его уху и скорее выдохнула чем прошептала:

- Да.

Осторожно выскользнула из-под одеяла и потянулась навстречу восходящему солнцу.

Она была счастлива.

Что было следующим днем, оба помнили плохо: люди, дела, слова - все слилось, все отступило куда-то далеко, прокатилось вместе с солнцем через небо, чтобы под вечер сползти за крыши соседних домов.

Их никто ни о чем не спросил - ни Яхико, с первого взгляда понявший, что произошло, ни ученики, озадаченные сегодняшней рассеянностью учителя, ни Сано, забредший в надежде на обед, но вдруг заторопившийся - и если бы кто-то проследил, куда он направился, то очень бы удивился, увидев его на пороге полицейского участка. Мегуми так и вовсе хватило одного шага в ворота, чтобы со вздохом улыбнуться и покачать головой: наконец-то...

Стемнело.

Городской шум стих.

Луна с трудом вскарабкалась на небо, ноздреватая и такая низкая, словно ей тоже было любопытно узнать, что случится сегодня в маленьком додзе на окраине города.

Кеншин привалился спиной к столбу.

Положил рядом верный сакабато.

Ждать пришлось недолго: скрипнула отодвигаемая перегородка, и Каору, как и вчера, опустилась на корточки рядом с ним, потянулась рукой к щеке.
Он накрыл ее ладонь своей, поднял голову.

Если она удивилась, то не сильно.

Она не отняла руки.

Он закрыл глаза и прижался щекой к ладони.

- Будь моей женой, - просто сказал он.

- Да, - просто ответила она.

И только тогда он притянул ее к себе.

Навсегда.

- ...Ты боишься?

- Нет... Ведь это ты, чего же бояться...

- Покажи мне себя... Всю...

- А..ах... Не... не надо!..

- Тшшш... Если будет больно, просто скажи...

- Кен...шин!..

Лю...люблю.

Кеншин растерянно смотрел то на пачку ассигнаций, то на молоденького полицейского, который их принес. Добиться от него что-либо вразумительного было решительно невозможно: тот знай себе твердил "велено доставить" и "не могу знать", в итоге идти в участок пришлось самому.

Найти кабинет Сайто трудности не составило, стоило просто определить источник табачного дыма. Небольшой пожар, судя по густоте клубов, имел место быть за одной из дверей на втором этаже. Именно там обитал бывший глава третьего подразделения Шинсенгуми Сайто Хадзиме, а ныне простой блюститель порядка по имени Фудзита Горо.

Стол, стул, шкаф. Все по-спартански. Ах нет, еще кресло у окна, и судя по торчащим из-за спинки космам, в нем вальяжно раскинулся еще один не понаслышке знакомый Кеншину персонаж.

- Что это? - пачка денег легла на стол.

Сайто соизволил оторвать взгляд от бумаг.

- Деньги, - сообщил он.

- Деньги? - заинтересованно приподнялся Чо.

- Что это за деньги?

- Понятия не имею, - Сайто затянулся и выпустил клуб дыма, плотной завесой закрывший от посетителя не только его, но и кабинет за его спиной.

Кеншин никуда не уходил.

- Если есть еще какие-то вопросы, адресуй их моему начальству. Или ты подозреваешь меня в благотворительности?

Когда очередной клуб дыма рассеялся, Кеншина в кабинете не было.

Деньги лежали на столе. Рядом - сложенный лист бумаги.

- Нет, правда, - Чо выбрался из кресла, взял пачку в руки, прикинул и уважительно присвистнул, оценив сумму, - откуда деньжишки?

Не ответив, Сайто черкнул что-то на бумаге, завернул в нее ассигнации и поднялся. На его лице смешались удовлетворение и неудовольствие - странная комбинация эмоций для обычного человека, но не для него.

- Дежурный! - рявкнул он в коридор.

- Слушаюсь! - вытянулся перед ним во фрунт мгновенно подлетевший полицейский.

- Отнеси по этому адресу.

- Так точно! Разрешите выполнять?

- Выполняйте.

- А с другой стороны, - Чо вернулся в кресло, забросил ноги на подоконник, - не все ж его девчонке мечом махать... Не так уж и мало он сделал для этой страны...

Сайто дождался, пока посыльный исчезнет, и снова гаркнул:

- Дежурный!

- Слушаюсь! - второй полицейский возник без промедления.

- Объявить в розыск Сагару Саноске. Ориентировку разослать по всем отделениям и развесить на стендах.

Чо поднял брови.

- Я свою часть договора с этим идиотом выполнил, - Сайто прикурил очередную папиросу и усмехнулся. - А что деньги он брать не хочет, так это не моя забота. Авось, девчонка окажется поумней. Теперь этот болван либо уберется ко всем чертям, либо сядет в каталажку, и я лично прослежу за тем, чтобы он оттуда не вышел, пока не поумнеет.

- То есть никогда, - заключил Чо.

- Именно, - Сайто вернулся к столу и развернул оставленную Кеншином записку. Хмыкнул. - Хочешь взглянуть? - и щелчком отправил ее Чо.

- Хренасе, - только и выдохнул тот. - Без дураков?.. Все чин-чином, вызов, все дела. Ну и ну...

Сайто не ответил.

В полночь?

Он подошел к окну и посмотрел вниз, встретившись глазами с очень упрямым взглядом, устремленным на него снизу. Сайто Хадзиме, бывший глава третьего подразделения Шинсенгуми, всегда доводил дела до конца и платил по счетам. А также предпочитал, чтобы в отношении него самого эти правила тоже выполнялись.

Этот счет закрыт.

Записка отправилась в мусорную корзину.

В ту ночь, когда они впервые остались в додзе одни, как и целую вечность, а на самом деле, чуть больше полугода назад, он обнял ее.

- Не грустите, Каору-доно. Мы же не навек попрощались.

Она кивнула и прижалась к его плечу.

В носу защипало.

- Полно, полно... Вы же сами сказали: "Расставание - не значит прощание. Это не конец, а начало"... Мы увидимся снова - однажды, непременно.

Она снова кивнула:

- Уж Яхико-то наверняка завтра с утра прибежит... - Каору, сдавшись, хлюпнула носом.

Кеншин заглянул ей в глаза, склонившись низко-низко, близко-близко.

- Ваш покорный слуга понимает... Да, ему тоже чуть-чуть одиноко... Но мы справимся.

По счастью, он знал способ или два отвлечь ее от размышлений о прошлом, коль скоро оно навевало на Каору грусть, которая срочно требовала его пристального внимания..

Что-то там Сано говорил про пару сорванцов к его возвращению?..

...и они наверняка будут задирать соседских детей, и Каору будет отчитывать их на людях, а потом хвалить, что не дают себя в обиду...

Все только начинается.